Henrikas Radauskas

Рухнул ливень, и ночь промокла,
Пахло рыбами, пустотой,
Зелень листьев – битые стекла –
Это то, что ты взял с собой.

Что осталось теперь – та зелень,
Красный мех закатного пса,
Время мерзлое, дым, что стелет
Серость облака по лесам.

Если будешь лежать в пустыне,
Потерявший себя в песках,
Возвращайся в сосняк, что стынет,
Тени в озере расплескав.

Видишь: берег, темнеют сваи,
Месяц бьется лещом в сети,
Тень собаки. Собака знает,
Как ты мог столько лет идти.

Обещанье свое исполнив,
Слышишь: капли и шум земли.
Как Улисс, победивший волны,
Ты не знаешь, вернулся ли.

Мельницы-пенсионеры тянут ладони к небу,
Призраки пестрых коров лениво пасутся в каналах,
Белые жемчуга облака на черепице,
От края до края лежат рощи из гиацинтов.

Здесь, где в полотнах Вермеера время становится светом,
Спиноза тюльпанам внушал, что Бог обитает меж ними.

Красотка в неоновом свете с уставшими за день руками,
Струящем убогость свою, как рыданья умерших на лоб,
Красотка, усталые пальцы – к ним крики пристали комками,
Мычание умерло эхом в разрядке осенних стволов.

Смешались колонны коринфские с чайками в небе беленом,
На фреске, где бык режет воду с Европой на крепкой спине,
Направлен в бескрайнее зеркало каменный взгляд Аполлона,
И мясо цветет, словно роза, на мраморно-белом столе.

Под жерновами белых мельниц
Дробится время. Месяц зла –
Декабрь – сжал костел в смертельных
Объятьях, смял его крыла.

И раз они взлететь не могут,
И я покинуть их не смог.
И кто в тот край найдет дорогу,
Где дремлет фавн, лесной божок,
И месяц дует в свой рожок?

Цвет Сатурна – так странны глаза,
Ливень – россыпь свинцовой монеты.
Уж не черт ли, явясь, приказал,
Чтобы ночь напролет силуэты
Проверяли на прочность стекло
И смывали обрывки столетий.

Кто вошел в этот дом, где тепло,
Тот забыл о волах и о снеди,
И уже никогда не уедет.

Птичий гвалт все слышнее.
Не могу их поймать.
Их уносят дымы и туманы.
Не склониться к воде,
Не схватить проплывающей рыбы.
Снова голод проводит ко сну.

Не прилечь отдохнуть на траве —
Бронза, тысяча фунтов бронзы, —
Но для вас, подходящих к фонтану
В жаркий полдень сквозь крылья голубок,
Это просто зеленое тело.

Я, Джованни Кортона,
Демиург и кузнец Ренессанса,
За плечами – четыре века.
Братья, сестры – все за одну неделю
Умерли. Черная смерть.
Отца закололи солдаты.
Во́роны в небе над городом.
Мать моя утопилась.

Войны, голод и мор.
Я выстоял
Голым всю эту зиму.
Скульптору нечем топить.
Он давал мне пищу.

Вечный, двадцати одного года,
Правитель площади.
Бегущие дни на улице подмигивают, кричат,
Юные девы разглядывают мою наготу,
Англичане, бразильцы, японцы делают фотоснимки.
Я зелен, как платан по весне.

Крик в мутной пропасти неба.
Посыпался снег.
Предутренний город
Выйдет в холмы — белый призрак.

Холм продрогший и бог ренессанса.
Владыка пропавшего города.