Тезисы доклада, прочитанного в рамках Международной конференции «Картина — рама — образ» (2019 г.):
На рубеже XIX-XX веков США только начинали процесс синхронизации своего искусства с европейской художественной сценой. Как и непосредственно для картин, это справедливо и в отношении рам. Хотя с середины 1880-х гг. американцы и могли видеть новейших художников – в частности, импрессионистов с их новым восприятием мира и разноцветными рамами, – в самих США и живописцы и публика сохраняли верность правдивости изображения и классическим золоченым обрамлениям. Тем более удивительной представляется написанная в 1901 году забытым сегодня Г. Фуллером повесть «Доктор Гауди и тыква» — гротеск, антиутопия, показывающая, к чему приводит преклонение перед натурализмом при отсутствии художественного вкуса у зрителя эпохи Arts&Crafts (очень похожая на пасквиль Синьяка против Золя). Однако еще более интересна конкретика – картины и рамы, создаваемые героем текста. В них скрыты и пародия на историю живописи США, и настоящее жюльверновское предсказание будущих идеи и техник искусства – ассамбляжа и инсталляции. В ходе доклада мы рассмотрим американский и европейский контексты, в которых рождалась повесть и против которых была направлена, а также определим функцию рамы в реализации ее идеи.
В работе крупного современного специалиста по живописи США Барбары Новак можно встретить такой, на первый взгляд, парадоксальный постулат: «Большая часть американского искусства в конце XVIII и в XIX веке, по сути, может быть рассмотрена как натюрморт, будь то портрет работы Копли или пейзаж кисти Лейна». С Новак согласен не менее авторитетный исследователь Джон МакКубри, указывая на то, что портреты работы Дж.С.Копли, величайшего художника своей эпохи, по определяющим их природу законам тяготеют скорее не к портретной живописи, а к натюрморту.
Причины таких формулировок становятся понятны, если мы станем воспринимать жанр не по формальным критериям (объект, сюжет, композиция и т.п.), а как модальность – т.е., как характер отношения художника к объекту изображения. В таком случае оказывается вполне возможным представить себе полотно, где человек написан подобно вазе с фруктами. Это особенно актуально именно для ранней живописи США с ее «вещностью» — установкой на передачу и аналитику предметного мира, его фактур и смыслов, подчас настолько пристальную и индивидуализирующую, что изображение начинает обнаруживать сходства с портретом.
Однако, чтобы эта портретность была выражена с достаточной очевидностью, объект изображения должен обладать высоким содержательным потенциалом – только так он может приблизиться к человеку как субъекту смысла портрета. Одним из редких объектов, удовлетворяющих этому критерию, является дом, портретность в изображении которого усматривают многие искусствоведы от А.Бенуа до Е.Матусовской и К.Богемской, а также ряд современных американских исследователей.
В контексте культуры США, где дом на протяжении двух с половиной веков наращивал свое исключительное значение как одинокий знак присутствия человеческого в постоянной борьбе с глушью и, одновременно, бездомностью переселенцев, он приобретает особый статус и иконографию. В ходе доклада мы определим критерии, позволяющие говорить о портретности в изображении дома, также проследим историю таких картин в культуре США от работ безымянных художников Эпохи Просвещения к примитивистам XIX столетия до модернизма первой трети ХХ века (Дж.О’Киф, Дж.Аулт, Ч.Шилер, Э.Хоппер) и постмодернистских образов Г.Матты-Кларка, М.Рёсслер и М.Раковитца.